Назад

Наталия Позднякова

 

Лишенцы

 

 

Раньше я не раз слышала слово “лишенец”, но как-то не задумывалась над его значением и уж никак не предполагала, что оно имеет прямое отношение к истории нашей семьи.

Несколько лет назад я просматривала описи фондов ГАСО и в одной из них  увидела ”Дело И.И. Титова”. Такую фамилию и инициалы имел мой дед Иван Иванович. Я решила почитать эти документы, думая, однако, что речь в них пойдет об однофамильце. Каково же было мое потрясение, когда раскрыв папку я увидела знакомый почерк. Я родилась после гибели деда, но в семье хранилась тетрадь с его записями, поэтому  почерк этот я сразу узнала.

Почитав пожелтевшие страницы этого ранее засекреченного дела, я узнала скорбную историю унижений, коим наша семья подверглась в лихолетье 30-х годов прошлого века.

Осенью 1934 года на всех заборах Нижнего Тагила, где проживало наше семейство, были расклеены списки лишенных права голоса. Мои родственники с ужасом увидели там  такую строчку: ”Титов И.И.  в количестве трех человек”.  То есть кроме деда лишались гражданских прав все, кто с ним проживал: жена Наталья Яковлевна, моя бабушка, и дочь Нина, моя тетя. Другие дети, жившие отдельно, к счастью избежали этой участи.

Это в наше время мы можем спокойно не участвовать в выборах. В те же годы лишенец автоматически терял работу, а впоследствии в лучшем случае попадал в места не столь отдаленные, а в худшем, приговаривался к “высшей мере социальной защиты”, как оно и случилось в 1938 году с моим дедом.

Иван Иванович, как мог, пытался защитить свое семейство. Он пишет заявление от 25 ноября 1934 года в избирательную комиссию при Горсовете. Там он описывает свой трудовой путь за 44 года, прилагает справки с места работы и свидетельские показания о помощи партизанским семействам в годы Гражданской войны. В конце он цитирует статью “Об изменениях и дополнениях к инструкции о выборах в Советы”, опубликованную в газете “Тагильский Рабочий” за номером 232 от 5 октября 1934 года. Согласно этой инструкции, по его мнению, его не должны были лишать гражданских прав.

В тот же день на заявлении деда, чья то жесткая рука начертала резолюцию: ”Отказать”. 29 ноября 1934 года состоялось заседание этой самой избирательной комиссии. Был оформлен протокол под номером 10, где есть такие строки: ”Слушали и постановили: как не имеющего достаточно полезного труда в ходатайстве отказать”.

Дед снова пишет заявление, на этот раз в Областной избирком в Свердловске, где опять перечисляет места своей работы, прилагает многочисленные справки и подписанные свидетельства очевидцев. На этом заявлении нет резолюции, и никто уже не скажет, были ли восстановлены в правах мои родственники – все свидетели тех скорбных событий уже давно покинули этот мир. Скорее всего, высокая комиссия отменила решение местных начальников. Однако же в январе 1938 года Ивана Ивановича арестовали, и он сгинул в горниле репрессий.

Тяжело читать такие документы, но я узнала в них много новых сведений о прошлом нашей семьи. Вот как Иван Иванович излагает свою биографию: “Отец мой был приказчиком в фирме Елтышева, я же по окончании приходского училища поступил мальчиком в эту фирму в октябре 1890 года и прослужил там приказчиком до 1910 года. А с 1910 по 24 октября 1917 был доверенным лицом этого купца, то есть заведующим кожевенной лавкой. Ввиду ликвидации торговли Елтышевым, я остался без службы, хотя в таковой прослужил 27 лет.  В начале 1918 года я поступил  в Нижне-Тагильский металлургический завод в качестве амбарного при магазине. В 1921 году 15 ноября был уволен по сокращению штата”.

Далее дед пишет, как оставшись без работы кормил многочисленное семейство частным извозом. Имея собственную лошадь, перевозил сено, дрова, а вечерами спешил к вокзалу к прибывающему поезду, в надежде, что какой-нибудь пассажир наймет его экипаж.

Так продолжалось до 1925 года, пока не провозгласили НЭП. Конечно, Иван Иванович занялся снова торговлей кожевенным товаром – то есть тем, что он лучше всего знал и умел. У местного заводчика Патакина он брал товар в долг и продавал его в ларьке на местном базаре. Только-только дела начали поправляться, как НЭП стали круто свертывать. Ему несколько раз преподносили такие налоги, что пришлось отдать не только все наличные, но и кормилицу лошадь, и дом с флигелем, не говоря уже об имуществе, которое чекисты конфисковали, а потом коллективно пропили, о чем маме через много лет под большим секретом рассказал один бывший работник “органов”.

Далее в своей биографии дедушка пишет, как с 1927 по 1932 годы работал в нескольких местах то извозчиком, то сторожем. Нигде долго не задерживался, поскольку его, как бывшего НЭПмана, отовсюду увольняли.

Наконец, в марте 1933 года он поступил в копровый цех бывшего Демидовского завода, названного почему-то в честь красного комиссара Валериана Куйбышева. Дед, которому в то время было уже 57 лет, работал там бойщиком. Это очень тяжелая физическая работа. Он приходил домой, снимал рубашку, и она стояла на полу колом, насколько была пропитана соленым потом. Наверное, он надеялся, что от рабочего огненного цеха отстанут, наконец, чекисты и налоговые органы, тем более, что к тому моменту у семьи отобрали абсолютно все, вплоть до носильных вещей.  

Заканчивает свое жизнеописание дед такими словами: ”Описывая свою биографию, будучи членом союза металлургов, считаю, что рабочий стаж  вполне оправдывает право гражданства, лишенцем себя не признаю. От роду имею 58 лет. Недвижимости и имущества никакого не имею, а так же скота. Дети служат: сын техником, дочь лаборант, другая дочь учительствует ”.

К заявлениям и справкам с мест работы приложены две, так называемые ”партизанские справки”. Одна написана, судя по почерку, самим дедом, другая его дочерью Ниной. Оба документа подписаны членами партизанских семейств, о которых идет в них речь, корявым почерком людей едва-едва умеющих писать.

Дед очевидно наивно думал, что эти свидетельства лояльности к новой власти помогут смягчить сердца суровых  приверженцев нового порядка. Справки эти интересны тем, что в них  выхвачена живая картина обстановки в Нижнем Тагиле времен Гражданской войны. Процитирую эти документы почти дословно.

“Вскоре после прихода белых ко мне пришел староста улицы Карла Маркса, бывшей Никольской, и заявил, чтоб я подписался под заявлением о выселении партизанской семьи Зося. Я не стал подписывать, и со своей стороны предложил ему это дело оставить, а бумагу эту изорвать. Что сделал староста сказать не могу, но только семья Зось выселена не была. Это может подтвердить гражданка Марья Ивановна Зось, которая живет по улице Карла Маркса, 36”. Справка датирована 21 ноября 1934 года.

А вот что написано в другой справке: ”Когда пришли белые в сентябре 1918 года, на другой день поутру к нашему дому подъехал верховой белоармеец и подошли двое пеших, из которых один был чех. Стали стучаться в ворота, но товарищ Титов подошел к ним, то есть к нашим воротам, и стал спрашивать, что им нужно. Они сказали, что им нужен Арефьев Александр Павлович.  Титов объяснил им, что он мобилизован для охраны железнодорожных мостов красными, как железнодорожный рабочий, а потому дома его нет. Отец – старик, глухой, пришел с караула и спит, мать тоже больная и глухая.  К ним очень трудно достучаться. А ворота и сени ломать ни к чему. К тому же он не партизан, и не коммунист, а если кто-либо наговорил чего, то это не может служить доказательством.  Как сосед, Арефьев очень хороший и не вредный.  Пока тов. Титов разговаривал с ними, я, Татьяна Степановна Арефьева, убежала по огородам со своими малолетними ребятами и этим свою спасла жизнь. После чего все же был произведен обыск, перевернуто все в квартире вверх дном.

Подпись – жена партизана Арефьева Татьяна Степановна, улица 3-я Свердловская, дом 5, Н-Тагил, 15 июля 1933 года ”.

Целая вечность прошла со времен тех событий, но до сих пор сердце обливается кровью при мыслях о загубленных жизнях и напрасных жертвах во имя чьих-то иллюзорных идеалов.

 

                                                        Июль 2007 г., Екатеринбург.

 

 

           

Назад