В 1923 году Соня Тимофеева пошла в первый класс. Двухэтажное здание четырехклассной начальной школы стояло напротив Екатерининского собора. Через год всех учеников перевели в здание бывшей мужской классической гимназии за плотинкой, а старую школу снесли в связи с началом строительства предвестника грядущего коммунизма - модернового здания обкома партии.
       В 9-й школе процветал новомодный бригадный метод обучения. Особенно увлекались им учителя литературы, русского языка, географии и естествознания. Класс, в котором было около 30 человек, разбивался на бригады. Обычно ученики трех соседних парт. и составляли бригаду или звено. Вначале преподаватель обстоятельно обьяснял новую тему, затем каждое звено закрепляло пройденное. На определенный день назначался опрос и каждая бригада получала задание. Несколько минут обсуждались варианты ответов, избирался ведущий, который и отвечал перед классом. Если ответ не вызывал замечаний, все ребята этого звена получали высший балл. Если ответ был неверен, кто-нибудь из членов бригады пытался спасти положение. Он и получал высший балл, а ведущему оценка снижалась. Если никто из звена не мог справиться с каверзными вопросами аппонентов, высший балл доставался членам
других бригад.
       Оценок знаний было всего три: не удовлетворительно (неуд), удовлетворительно (уд) и вполне удовлетворительно (вуд). В борьбе за высший балл кипели нешуточные страсти. Слабые ученики подтягивались и сильным было где блеснуть памятью и сообразительностью.
       Перед занятиями учитель, чей урок был первым, проводил утреннюю зарядку. Ученики делали ее у своих парт. Опаздавшие к уроку не допускались. Дисциплина в школе была жесткой. Если учитель шел по школе, ученик обязан был стоять, пока педагог не пройдет. Однажды один шалун затеял драку и был немедленно исключен из школы. Как-то во время урока одноклассник исподтишка дернул Соню за длинную косу. Она взвизгнула и была незамедлительно удалена из класса. До конца дня проплакала она в раздевалке. Больше подобных происшествий в классе не было.
       Учащиеся обязательно носили школьную форму. Для девочек это было коричневое платье и черный фартук, для мальчиков - темная гимнастерка под поясок. Обувались ученики в черные ботинки. В межсезонье на них обязательно надевались резиновые калоши, а зимой суконные боты на резиновой подошве с валяной подкладкой. В просторном вестибюле, выложенном узорными чугунными плитами, ученики снимали калоши или боты, клали их в сумки и ставили под вешалки. В чистой и сухой обуви шли в классы. Раздевалка не охранялась, но ни одного случая кражи Соня не помнит.
       Спортивного зала в школе не было, не было и формы для занятий физкультурой. В коридорах школы учили ходить строем, бегать, прыгать. Львиную долю времени посвящали разучиванию пирамид, непременного атрибута того времени. Многократно отрепетированные, они мгновенно и с удовольствием исполнялись многочисленными участниками и в праздники, и в будни.
       До сих пор помнит Соня школьный утренник, посвященный празднику Октября. Все стояли в большом зале и каждый со своего места декламировал свою часть литмонтажа. Соне достались такие слова: "Помните, что знания и труд все перетрут. А для того, чтобы победить, нужно много знать и учиться." После торжественной части все хором пели революционные песни.
        Соне очень нравились уроки физики. Их вел пожилой мужчина с удивительным чувством юмора. Ну что может быть веселого в физических законах? А он умудрялся рассказывать о них интересно, с уместными шутками и веселыми байками.
        Совсем другой была химичка, незамужняя дама лет тридцати с ровным пробором в гладко зачесанных темных волосах. Сухая и строгая, она очень не любила, когда ученики задавали вопросы. "Слушать надо было!"- строго выговаривала она, когда какой-нибудь смельчак все же осмеливался спросить ее о непонятном. Но предмет свой она знала прекрасно и с вдохновением вела лабораторные занятия в химическом кабинете, который был на первом этаже налево от входа. Многие ее ученики избрали химию своей специальностью.
        В школе ползли слухи о безнадежной любви учительницы химии к новому учителю математики. В ходу даже был некий пикантный стишок. Предмет неразделенных чувств был молод, обаятелен и общителен. В отличие от химички, он поощрял любознательность питомцев: "Кто вопросов не задает, тот своей головой не думает," - любил повторять он. Естественно, у столь несхожих людей не мог  возникнуть счастливый союз.
       Очень интересно было на уроках пения. Учитель определил у Сони второй голос и она с удовольствием пела в хоре. В школе был и хор учителей. Два хора с успехом выступали, сменяя друг друга, на
праздничных концертах.
       Кабинет рисования был на втором этаже. Учитель был невысокий, худенький, с бородкой. Он ставил на стол какой-нибудь предмет: вазу, деталь, эстамп - и предлагал его нарисовать. Для Сони это было сущим наказанием: она плохо рисовала и у нее не было ни красок, ни цветных карандашей. Глядя на ее мучения, несколько сообразительных мальчиков предложили взаимовыгодный "бартер": они рисовали для нее, а она писала за них сочинения. Обмануть учителя рисования было непросто - с разных мест изображаемый предмет выглядел по разному и юным художникам приходилось проявлять чудеса изобретательности. Нелегко было и Соне писать сочинения на разные темы и разным 0стилем.
       На уроках литературы Сонины сочинения неизменно хвалили и не раз зачитывали перед классом как пример хорошего слога и интересного содержания. Темы обычно не предлагались - каждый волен был писать о чем хочет. Подбор изучаемых классиков был весьма своеобразен: Пушкин, Лермонтов и Толстой, как представители "реакционного" дворянства, были изгнаны из школьных программ. Некрасов же, Гоголь и Блок избежали этой печальной участи, не взирая на принадлежность к этому же "загнивающему" классу. Учеников мучили нелюбимыми Маяковским и Демьяном Бедным. Втайне учащиеся все же читали опальных классиков - запретный плод во все времена был сладок. Увлечение же "упаднической музой" Сергея Есенина граничило с истерией - девочки рыдали над списками его стихов, а после безвременной гибели голубоглазого кумира горе почитательниц было безутешным.
        На географии единственным наглядным пособием был старенький глобус. Все карты после передела мира в войнах и революциях безнадежно устарели, а новых еще не напечатали.
        На уроках немецкого занимались нудным спряжением глаголов и почти не было речевой практики. Такая метода хороша для детей из семейств, где с младых ногтей бонны-иностранки пополняли словарный запас своих питомцев. В 20-е годы мало кто мог позволить такую роскошь. Отсюда и всеобщее незнание языков, не смотря на многолетнее изучение. Но Соне было легче - от жены старшего брата она немного знала латышский, а от подружки Цили Футлик - идиш. Оба языка близки к немецкому и ей ничего не стоило иметь по этому предмету приличные отметки.
       Через площадь от школы стоял величественный Кафедральный собор. В большую перемену ученики бежали туда и как раз попадали к причастию. Пробравшись сквозь толпу, дети вкушали необыкновенно вкусное церковное вино, которым батюшка из серебряной ложечки потчевал свою паству. Многие норовили повторить удовольствие, но бдительный священник бил шалунов ложкой по лбу. Однажды досталось и Соне - сладкая капля растеклась по носу. Закон божий в школе был давно отменен.
       Году примерно в 26-м школу посетили представители власти и на общем собрании ученикам и учителям было предложено убрать из дома предметы религиозных культов всех конфессий. Ослушников ждали кары, среди которых исключение из школы было самим мягким наказанием. Воинствующие атеисты пригрозили неоднократными проверками и слово свое сдержали. Пришлось Евгении Васильевне, Сониной маме, снять с божнички все иконы. Не прошло и полгода, как эта женщина, всегда отличавшаяся несокрушимым здоровьем, умерла. И осталась Соня круглой сиротой.
       Не обошли школу и заклейменные впоследствии идеи лженауки педологии. Впрочем, в наши дни, кажется, эта наука спешно реанимируется. Все учащиеся подверглись всестороннему тестированию. Способности Сони высокая комиссия признала "выше средних", о чем ей был выдан документ.
       По городу ходили уже красногалстучные колонны с барабанами и горнами, но волны тотальной политизации еще не докатились до школьных дверей. Пионерские отряды дислоцировались тогда при клубах предприятий.
    Однажды летом Соня две недели отдыхала в загородном лагере. Добирались на телегах. Жили в недавно закрытой церкви. Вначале было жутко, потом привыкли. Спали на соломенных матрацах. Еду готовили сами во дворе на кострах. За детьми присматривали две женщины, которых все очень слушались. Погода была теплая, дети играли, пели песни, собирали ягоды и грибы.
       На втором году обучения Сонин класс водили на экскурсию в музей Революции - печально знаменитый дом Ипатьевых. Учеников заводили в большую богато убранную комнату с длинным столом, покрытым красивой скатертью. Вокруг стояли стулья с высокими спинками. Стол был изысканно сервирован золоченой посудой.
        Детям рассказали, что когда семья плененного самодержца Российского сидела за этим столом, в комнату вошел Петр Ермаков и предложил царственным узникам пройти в подвальное помещение. Экскурсантам предложили повторить последний путь несчастной семьи. Охваченные ужасом дети шли через улицу к двери рокового подвала, спускались по знаменитым 23 ступенькам вниз и попадали в комнату, пол и стены которой были покрыты толстым слоем засохшей крови. В деревянных досках было множество маленьких выпиленных квадратиков. Школьникам обьяснили, что это следы извлеченных белыми пуль. По словам экскурсовода, первый выстрел в Николая II сделал Ермаков.
        В 3-м классе экскурсию повторили. Cодержание ее было точно таким же. Героический Петр Ермаков с удовольствием ходил по школам и рассказывал детям, как его выстрел навсегда освободил страну от власти ненавистного тирана и принес желанную свободу. Это был доволь-но симпатичный человек среднего роста с густыми черными волосами. От его рассказа веяло ужасом и было до боли жалко отрока-царевича и его молоденьких сестер. Но слова о свободе и грядущем всемирном счастьи заставляли подавить в себе чувство брезгливости и воспринимать этого человека как героя-освободителя.
       С момента гибели царственных мучеников прошло всего семь лет. Спустя годы мама с удивлением прочла, что все было совсем не так, как она слышала в детстве. Впрочем, о том, что было на самом деле, споры, наверное, не утихнут никогда.
       Запомнилась маме еще одна экскурсия. Когда она училась в 5-м классе, их водили на Каменные палатки на место маевок. Транспорт туда не ходил, даль была страшная. Стоял чудесный теплый день бабьего лета и школьники с песнями легко дошли до таинственных скал, стоящих в труднопроходимых зарослях. Замшелые каменные плиты были густо испещрены экзотическими надписями.
    В тот же год Соне, в числе других лучших и дисциплинированных учеников, доверили внести свою лепту в борьбу с неграмотностью. Каждого "учителя" снабдили маленькой грифельной доской и мелом. После уроков Соня спешила к двум подопечным. К весне она должна была научить их читать, расписываться и знать основы счета. Все это великовозрастные ученицы не без труда одолели. Особенно тяжело давались им буквы "Ъ" и "Ь". На следующий год Соня занималась с другими ученицами.
       Когда Соня училась в 7-м классе, в школе поставили спектакль в двух действиях, очень веселый, на злобу дня. Досталась роль и ей. Хоть и небольшая, но осторохарактерная. Брат Аркашка плясал вприсядку по ходу действия вместе с товарищами. Успех был столь велик, что юных артистов пригласили выступить в клуб напротив сада Вайнера. Все ужасно гордились этим.
       С 6-го класса дополнительно к общеобразовательным предметам в школе организовали обучение специальностям медицинской сестры и химика-лаборанта. При формировании групп учитывалось желание, успеваемость и даже внешний вид - несимпатичных девушек в медсестры не брали.
       Кроме свидетельства об окончании семи классов, Соня получила документ, дающий право работать медсестрой. Ее трудоустроили в поликлинику рядом с Центральной гостиницей. Поработав совсем немного, она поняла, что сделала неверный выбор. Но это уже другая история.
       Лица одноклассников и учителей мама помнит хорошо, но время стерло из памяти все фамилии, кроме Алеши Зубрицкого и девочки с редкой фамилией Кошакошвили. Алеша был красивым белокурым очень подвижным и одаренный мальчиком. Увы, многих ждала трагическая судьба: войны, репрессии, ранняя гибель.

                Весна, 1998.

Назад