Ранней осенью 1942 года, защищая подступы к Ленинграду, геройски погиб политрук Василий Николаевич Тимофеев. Его похоронили со всеми воинскими почестями вблизи деревни Бабино на опушке леса под высокой сосной. Вдова вместе с похоронкой получила письмо от однополчан, где они писали, каким храбрым воином и душевным человеком был их погибший боевой товарищ. В письме была фотография усыпанной цветами могилы.
Василий Николаевич Тимофеев был моим дядей, родным братом мамы и о его короткой жизни я знаю только с ее слов.
Он родился в 1909 году в Каслинском заводе и был шестым из девятерых детей моей бабушки Евгении Васильевны. София, моя мама, была восьмой. В 1921 году отец, Николай Ведениктович, перевез всю огромную семью из родового гнезда в Екатеринбург, спасая от страшного голода, вызванного неурожаем и историческим разломом тех лет.
Через год отец умер и сиротам, чтобы выжить, пришлось работать с ранних лет. Мать устроилась контролером в оперный театр и Василий, тогда еще школьник, часто бывая за кулисами, научился шить парики и театральные костюмы. Тем и зарабатывал. Еще успевал ходить вечерами в клуб учиться играть на трубе. Овладев инструментом, он подрабатывал вечерами, играя в оркестре в клубе и в саду Вайнера на танцах.
Окончив начальную школу, он вместе с младшим братом Аркадием работал на стройке, где старший брат Николай был прорабом. Соня ежедневно возила им обед летом на тачке, а зимой на санках. Готовила на всех старшая сестра Дуся.
Василий был симпатичным голубоглазым блондином выше среднего роста со спортивной выправкой. Мальчишкой любил гонять по улицам на коньках, прикрученных веревками к валенкам, а подростком в редкие часы досуга мастерски крутился на перекладине во дворе. Научил этому и младших. Не раз ходил он вместе с братьями на охоту, не ради забавы, а чтобы прокормить семью. С той же целью и рыбачил, благо рыба в те годы плавала в изобилии в Исети прямо в центре города.
Вася с детства мечтал об армии, готовился к ней. Сегодня странно слышать об этом, но в те времена нищему сироте из провинции служба в армии была почти единственным шансом изменить жизненный статус. Когда в конце 1926 года ему пришла повестка, он с радостью пошел в военкомат, но вскоре вернулся расстроенный.
- Что стряслось, Василек, - бросилась к нему мать.
- Меня не берут из-за Сони.
В те времена освобождали от службы старших сыновей - кормильцев осиротевших семей, если были малолетние дети. Старший брат Николай к тому времени женился и жил отдельно, и Вася остался за старшего. Соня, не спрашивая никого, побежала в военкомат.
- Дяденька, возьмите моего брата в армию, - плача обратилась она к дежурному офицеру.
- Успокойся, девочка, иди домой, пусть придет мама.
Евгения Васильевна бегом побежала в военный комиссариат и, подписав какие-то бумаги, вернулась домой, заверив Васю, что служить он непременно пойдет. Вася поспешил в призывную комиссию, а, вернувшись, прыгал до потолка и, подняв на руки Соню, кружил ее в воздухе: ”Спасибо, сестренка, я этого никогда не забуду! ”
Васе повезло - за образцовые показатели в спортивной подготовке, прекрасное здоровье и достаточно хорошее по тем временам общее развитие, его отправили служить в Москву в роту по охране Сталина. Кроме обязанностей по службе, он играл в кремлевском духовом оркестре, а в 1932 году успешно окончил школу младшего командного состава при Отдельной роте охраны УКНК. Вся семья очень гордилась Васей.
Увы, пока он служил, Евгения Васильевна, всегда отличавшаяся несокрушимым здоровьем, скоропостижно умерла, не дожив до пятидесяти лет. Всем детям пришлось худо, но горше всех хлебнула Соня, оставшись одиннадцати лет круглой сиротой. Вопреки воле старшей сестры, ей удалось поступить в техникум, но жить пришлось в не отапливаемом общежитии, ночами подрабатывая сторожем и посудомойкой в столовой. Она постоянно не доедала хлеб и, накопив по карточкам булку, продавала ее на базаре. На эти деньги покупала одежду. И вдруг ей стали приходить ежемесячные переводы на 7 рублей. Это были небольшие деньги, но они позволяли не умереть с голоду. Оказывается Вася, находясь в армии, выхлопотал младшей сестре пособие. Если бы не он, вряд ли Соне удалось успешно окончить обучение.
В 1934 году Вася демобилизовался. Почему он не остался в армии? Казалось бы, военная карьера началась неплохо. Наверное, за семь лет службы ему с лихвой хватило армейской романтики. По натуре мягкий и чуткий, он, находясь в самом пекле событий, не мог не чувствовать веяние надвигающегося террора.
Жить ему было негде, первое время ютился у старшего женатого брата Николая, где и без него теснилось 5 человек. В дальнейшем как-то все утряслось, он женился на подруге сестры Клавы, очень хорошенькой скромной девушке, и получил жилье в новом доме на улице Пушкина. Комната была большая, но все удобства были в общем коридоре. Зато в подвале размещалось невиданное в те времена чудо – механическая прачечная. Сестры, уставшие полоскать белье на речке в ледяной воде, немели от восхищения. Жену свою Василий очень любил и носил на руках в прямом и переносном смысле. Когда она, ожидая ребенка, захотела апельсинов, он обегал весь город, пока не нашел сей южный фрукт в буфете оперного театра.
Вскоре доблестное НКВД призвало Васю в свои ряды. Именно в это время набирало обороты колесо политических репрессий, и он оказался в самой гуще страшных событий. Творимые бесчинства настолько противоречили его доброй натуре, что он, не желая в них участвовать, вскоре был уволен из “органов” c “волчьим билетом”. Удивительно, как ему вообще удалось уцелеть в этой мясорубке!
Василия Николаевича долго нигде не брали на работу, и он перебивался случайными заработками. А в семье уже росли двое маленьких детей. В 1938 году окончилась “ежовщина” и на престол НКВД взошел всесильный Лаврентий Берия. На волне перемен Васе удалось устроиться в недавно организованную контору “Загот-скот”, где он и проработал до начала войны.
Однажды он приехал по делам этой конторы в Нижний Тагил, и Соня, работавшая там государственным инспектором по качеству мясных и молочных товаров, обучила Василия, не слишком сведущего в вопросах упитанности скота, тонкостям этого очень специфического дела, за что он был ей очень признателен.
В тот приезд он буквально очаровал и маминых подруг, и папиных сестер, и даже мою бабушку, не слишком щедрую на комплименты. Он по собственной инициативе играючи побелил их квартиру, все перемыл, перестирал, перегладил и даже кому-то что-то сшил. При этом он рассыпал всем женщинам комплименты, сверкая белозубой улыбкой, шутил и пел, заражая всех оптимизмом. И девушки, и дамы дружно сожалели, что он уже женат.
Как офицер запаса, Василий Николаевич с первых же дней войны был призван и отправлен на фронт в звании политрука, а в 1942 году погиб смертью храбрых на Пулковских высотах. Узнав о его гибели, мама так плакала, что временно ослепла, а младший брат Аркадий, отправившись на фронт мстить за Васю, пропал без вести в огне Сталинграда.
В 1954 году мы с родителями ездили в Ленинград на экскурсию. В один из дней специально поехали в сторону Пулково поклониться праху любимого маминого брата. Мы исходили всю округу, но могилы так и не нашли. На месте деревни Бабино простиралось чистое поле, поперек которого за горизонт уходило новенькое шоссе. Малочисленные прохожие подтвердили, что деревня Бабино была стерта с лица земли. Мама в дальнейшем не раз безуспешно писала во все инстанции, надеясь, узнать, куда же делось захоронение Василия Тимофеева.
В шестидесятых годах мы случайно встретили на улице одного знакомого пожилого человека. Разговорились, и он вспомнил своего закадычного армейского друга. “Я служил в начале 30-х в Кремлевской охране вместе с ним. Его звали Вася Тимофеев. Больше таких хороших людей я в жизни не встречал. Жаль, что он погиб. Война унесла самых лучших из нас”, - грустно добавил он. “Вася Тимофеев мой брат”, - в волнении воскликнула мама.
Когда в нашей области вышла “Книга памяти”, я не нашла в ней сведений ни о Василии, ни об Аркадии Тимофеевых, двух погибших маминых братьях. Увы, лозунг “никто не забыт и ничто не забыто” писан не для всех. Мои дяди спят в безымянных могилах, и память о них жива, пока живы мы, помнящие о них.
Декабрь 2004 год,
